Зеррод Райдер
Свой на районе
ИГРОК
Регистрация:14.05.2025
Сообщения:27
Реакции:2
Баллы:35
1. ФИО (id):
Зеррод Куэваль'Дар Райдер (920-428)Фамилия "Райдер" - наследственная от отца-военного
Среднее имя "Куэваль'Дар" - бабушкина девичья фамилия, данная в честь баскских корней семьи
2. Возраст и дата рождения:
30 лет (15.03.1994)3. Фотографии:
4. Пол
Мужской5. Вероисповедание: Агностик
Крестили его в Frauenkirche — том самом готическом соборе, чьи темные шпили столетиями пронзали мюнхенское небо. Мать настаивала — бабушка молилась, отец молча курил у входа. Маленький Зеррод тогда еще не понимал, почему вода на лбу должна что-то изменить. Но когда священник произнес: "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа", он инстинктивно вытянулся по стойке "смирно" — как учил папа.В детстве он верил просто потому, что верили все вокруг. В школе заставляли молиться перед уроками, мать водила на рождественские службы, а отец лишь пожимал плечами: "Солдат должен уважать традиции, даже если не понимает их".
Все изменилось 15 марта 2011 года. Когда гроб с телом отца опускали в землю под заупокойное пение пастора, Зеррод впервые задумался: "Где был ваш Бог, когда пуля пробила ему горло?" Он не злился — просто больше не мог целовать крест, зная, что на другом конце лишь молчание.
Сейчас он называет себя агностиком. Не потому, что отрицает высшие силы — он просто честно признает: "Я не знаю". Война научила его скепсису: слишком часто он видел, как молитвы остаются без ответа, а чудеса случаются лишь благодаря скальпелю хирурга или меткому выстрелу снайпера.
Но он уважает чужую веру — возможно, потому, что мать до сих пор зажигает свечи в православном храме, а его русские товарищи перед боем шепчут: "С нами Бог". Он не присоединяется к их молитвам, но и не мешает — стоит в стороне, держа в кармане ту самую гильзу, что когда-то была его крестильным подарком.
"Религия — как бронежилет, — говорит он. — Кому-то помогает верить, что пуля не попадет. Я же предпочитаю следить за качеством кевлара"
6. Национальность:
Его кровь — это спор двух горных народов. По отцу — баварские корни, уходящие в альпийские долины, где фамилия Райдеров веками служила в горных егерях. По матери — баскская ярость, доставшаяся от предков, которые веками сражались за свою землю против всех.Немецкий для него — не просто родной язык. Это язык приказов, которые он слышал с детства. Язык военных уставов, которые читал вместо сказок. Язык, на котором отец впервые объяснил ему, как чистить затвор.
Но настоящим оружием стал русский. Он учил его не по учебникам, а в окопах и на полигонах — сначала как необходимость для контрактов, потом как ключ к пониманию людей, с которыми теперь служил.
"Ты говоришь как наш, только когда злишься — слышен акцент", — заметил как-то его командир.
Зеррод лишь усмехнулся: "Потому что по-русски я научился сначала ругаться, а потом уже всё остальное".
Сейчас он думает на двух языках: немецком — когда рассчитывает тактику, русским — когда объясняет ее бойцам. И если первый — это холодная логика, то второй — та самая ярость, что досталась ему от баскских предков.
"Я немец по паспорту, — говорит он, — но война сделала меня тем, кто я есть. А война у меня теперь русская".
7. Родители:Укажите Фамилии Имена Отчества.
Отец: Эрих Вальдемар Райдер (03.11.1965 - 15.03.2011)
Он родился с порохом в крови. Сын кадрового офицера Бундесвера, Эрих с детства знал, что его жизнь будет измеряться не годами, а сроками службы. В шесть лет он уже мог разобрать отцовский "Вальтер" с завязанными глазами, в десять - цитировать уставы лучше курсантов военного училища. Его прозвали "Маленький фельдмаршал" не только за любовь к стратегиям - он действительно мыслил как полководец, видя мир через призму тактических схем. Служба в горнострелковых войсках превратила крепкого мальчишку в настоящего бойца. Альпийские ледники и скалы стали его университетами. Именно там он понял главное: солдат - это не просто человек с оружием. Это расчет, холодный ум и готовность принять решение за доли секунды.Босния стала его крещением огнем. Когда во время бомбардировки Сараево он вынес из-под обстрела семерых детей, командование представило его к награде. Но Эрих не явился на церемонию - в тот день он хоронил своего друга, который не успел добежать до укрытия.
Перевод в KSK стал закономерным этапом. Здесь его безумные, на первый взгляд, тактические разработки спасли не один десяток жизней. Он учил своих бойцов не просто стрелять, а думать - предвидеть развитие ситуации на три шага вперед. Его методы впоследствии войдут в учебники, но сам он никогда не считал это достижением. "Просто делал свою работу", - говорил он, поправляя нашивку с фамильным девизом "Честь - в исполнении долга".
Мать: Анна Райдер (урожд. Мюллер, род. 12.04.1970)
Деревенская девочка из Баварии, в четырнадцать лет столкнувшаяся лицом к лицу со смертью. Именно тогда, когда ее брат закричал от укуса гадюки, а до ближайшей больницы было три часа пути, Анна поняла: она станет врачом. Не просто доктором в белом халате - тем, кто борется за жизнь там, где другие опускают руки. Медицинский факультет она окончила с отличием, но настоящую школу прошла в полевых госпиталях. Ее руки научились творить чудеса под свист пуль и грохот взрывов. В Косово, при свете фар грузовика, она провела операцию на открытом сердце - случай, который войдет в учебники по военно-полевой хирургии. Но настоящим ее подвигом стало не это. После гибели мужа она не сломалась - она изобрела новый хирургический зажим, который теперь спасает жизни по всему миру. А когда получила предложение из США, выбрала Москву - потому что именно там, в госпитале Бурденко, она чувствовала себя нужной.История знакомства:
Мюнхенский военный госпиталь. Осень 1990 года. Эпидемия гриппа.
Он - гауптман с температурой под сорок, который даже в бреду пытается отдавать честь. Она - дежурный врач, уставшая до предела, но не теряющая хватки.
"Если вы не ляжете сейчас же, я привяжу вас к койке", - заявила Анна, впиваясь пальцами в его раскаленное запястье.
"Попробуйте, фрау доктор", - усмехнулся Эрих, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, который позже она научится узнавать издалека.
Три дня капельниц. Три ночи, когда она проверяла его температуру чаще, чем положено по протоколу. Три утра, когда он пытался сбежать обратно в часть, а она ловила его у выхода, скрестив руки на груди.
В день выписки он оставил на тумбочке гильзу от 7.62 мм с выгравированными координатами. "Если решите проверить, на что способен настоящий солдат", - написал он на обрывке карты.
Она пришла. Не из любопытства - просто хотела доказать себе, что этот наглый офицер не сможет ее удивить. Но когда он с первого выстрела попал в яблочко на 300 метрах, а затем, не глядя, разобрал и собрал свой HK G36, Анна поняла - она встретила свою судьбу.
Их свадьба была такой же необычной, как и они сами. Заброшенная часовня на краю полигона. Вместо цветов - гильзы, наполненные порохом. Вместо марша Мендельсона - звук стрельбы на дальнем стрельбище. И два кольца, выточенных из тех самых гильз, что стали началом их истории.
Они не говорили о любви громкими словами. Их чувства были в другом - в том, как она поправляла его бронежилет перед вылетом, как он приносил ей кофе в операционную после долгой смены. В том, как даже после смерти Эриха Анна продолжала носить его нашивку на халате - как знак того, что некоторые битвы никогда не заканчиваются.
8. Внешний вид:
Его силуэт узнавали издалека - высоченная, под метр девяносто, фигура, врезавшаяся в память как штык в землю. Не атлет-качок, а именно что мезоморф - мускулатура, отточенная не в спортзале, а в полевых условиях, где каждый грамм веса должен работать. Эти 85 килограммов (плюс-минус пара, в зависимости от задания) были идеально распределены - ни грамма жира, только функциональная сила, готовая в любой момент взорваться движением.
Военная выправка - не показуха, а привычка. Плечи сами собой расправлялись, спина выпрямлялась, даже когда он сидел за столом - будто невидимый сержант постоянно шептал ему "не горбаться!". Эту осанку он впитал с детства, наблюдая за отцом, и теперь носил как вторую кожу.
Одежда - всегда черная. Не потому что мрачный, а потому что практично. Кожаная куртка, не стесняющая движений, но при этом выдерживающая ветер и дождь. Брюки с незаметными усиленными коленями - на случай внезапного падения на асфальт. Все функционально, все продумано до мелочей.
Аксессуары:
Часы - не модный хронометр, а крепкие армейские Luminox, проверенные в десятках операций
Черная медицинская маска - не дань моде, а привычка оставаться неузнанным
Солнцезащитные очки с поляризацией - не для стиля, а чтобы скрыть направление взгляда
Этот образ сложился не за день - он оттачивался годами, как хорошее оружие. Ничего лишнего - только то, что может пригодиться в работе. Даже его тень казалась подтянутой и дисциплинированной, будто и она прошла армейскую подготовку.
9. Особые приметы:
Татуировка: Герб России на груди.
10. Образование
Школьные парты мюнхенской Grundschule казались Зерроду слишком тесными уже в первом классе. В то время как другие дети выводили буквы, его тетради заполнялись схемами оборонительных укреплений — учителя лишь разводили руками, глядя на точные чертежи средневековых замков вместо положенных сочинений. "Это не ребёнок, а маленький генеральный штаб", — шутила классная руководительница, не подозревая, насколько близка к истине.
Переход в элитную гимназию Theresianum München стал для него не просто сменой школы — это было первое поле боя, где нужно было сражаться интеллектом. Здесь, в стенах, где когда-то учились баварские аристократы, он превращал каждый урок в стратегическую сессию. Математика становилась орудием расчёта баллистических траекторий, физические формулы — ключом к пониманию принципов действия оружия. Шахматный клуб под его руководством больше напоминал штаб — когда в шестнадцать лет он обыграл преподавателя, повторив знаменитый "зевок Наполеона" 1809 года, в школе наконец поняли, что имеют дело не с обычным учеником.
Историческая олимпиада 2011 года стала его личным Сталинградом — работа о переломном сражении Второй мировой, написанная с неожиданной для немецкого школьника объективностью, вызвала бурю споров. "Русские победили не числом, а умением", — это заключение в его докладе заставило комиссию пересмотреть критерии оценок.
Когда двери военного училища Ausbildung der Bundeswehr захлопнулись за ним в 2013 году, это было не начало, а продолжение — продолжение тех игр в солдатики, что превращались в детстве в настоящие тактические учения. Леса Баварии, где четырнадцатилетний Зеррод тренировался с отцом, теперь стали полигоном для взрослых манёвров. Разведка — его специализация — требовала не просто запоминать карты, а чувствовать местность кожей. Он мог, пролетев один раз на вертолёте, воспроизвести рельеф с пугающей точностью — эта способность позже спасёт его отряду жизнь в Мали.
Его первый прыжок с *C-160 Transall* вошёл в легенды части — он настоял на том, чтобы совершить его с завязанными глазами. "Если разведчик зависит от зрения, он уже мёртв", — объяснил он ошарашенным инструкторам. Три недели выживания в горах Гарца с одним ножом и куском полиэтилена стали для него не испытанием, а возвращением домой — здесь он впервые за долгие годы почувствовал ту же связь с природой, что и в детских походах с отцом.
После ухода из Бундесвера его образование продолжилось там, где другие видят конец обучения — на полях реальных сражений. Курс ближнего боя ECQC в 2018 году превратился для него в оттачивание шестого чувства — он научился "видеть" противника через стены по едва уловимому звуку дыхания. Сорок дней в арктической тундре по программе SERE Level C — не просто испытание на прочность, а диалог с собственными пределами. Его отчёт, написанный дрожащими от холода руками, до сих пор используют как учебное пособие для спецназа.
Казалось бы, кибербезопасность в ETH Zürich должна была стать для него чужой территорией. Но когда в 2021 году его дипломная работа о уязвимостях систем БПЛА мгновенно исчезла в недрах военных архивов, стало ясно — этот человек превращает в оружие даже то, что никогда не держал в руках. "Образование — это не дипломы в рамке, — скажет он позже своим подчинённым в России, — это способность превращать знания в кровь, пот и победы".
11. Описание жизненной линии:
11.1. Раннее детство (0-3 года)
Его детство началось под грохот артиллерийских учений — мать шутила, что первый крик новорождённого Зеррода потонул в рёве танковых двигателей. В мюнхенском военном госпитале, где он появился на свет, вместо традиционных розовых лент на двери висела табличка с надписью «Тишина. Учения НАТО».11.1. Раннее детство (0-3 года)
Первые месяцы жизни прошли под аккомпанемент строевых песен — отец, гауптман Эрих Райдер, носил сына на руках по ночам, напевая марш «Erika» 23-й горной бригады. Колики лечили не лекарствами, а ритмичным покачиванием в такт шага, будто маленький Зеррод уже проходил строевую подготовку. Его первой игрушкой стала не погремушка, а гильза 9×19mm Parabellum с выгравированными инициалами отца — «E.R.».
В восемь месяцев он произнёс первое слово — «Achtung!», услышанное на полигоне. Вторым стало «Feuer!», вырвавшееся при виде новогодних фейерверков. Врачи лишь разводили руками, называя это «синдромом военного ребёнка».
К двум годам он уже собирал учебный «Макаров» (подарок отца) за 47 секунд — быстрее, чем некоторые солдаты-срочники. Его первая «атака» случилась случайно — упав на ковёр с картой Европы, он пополз прямиком на Лондон, чем насмешил отца.
Но настоящий солдатский дух проявился в три года, когда, подражая отцу, он попытался сделать отжимания с рюкзаком — и заработал первый шрам на колене. В том же возрасте любопытство привело к ожогу ладони — дотронувшись до ствола только что отстрелянного Walther KKJ, он не заплакал, а лишь стиснул зубы, как видел у старших.
Перед сном требовал, чтобы отец «проверял под кроватью диверсантов» — тот с серьёзным видом обыскивал комнату с фонарём и пистолетом P8. А после просмотра документалки о войне в Югославии неделю спал только в камуфляжной пижаме с нашивкой «Nicht stören».
11.2. Детство (3-12 лет)
В школе он сразу выделился — на первом же уроке истории поправил учительницу, рассказав подробности битвы при Грюнвальде. Каждый день составлял «тактические планы» расстановки парт, а на переменах разыгрывал с одноклассниками сражения, используя стратегию Наполеона.
В восемь лет, залезши на дуб ради «наблюдательного пункта», он сломал руку. Но даже в гипсе не сдался — научился писать левой рукой... азбукой Морзе.
Десятилетие отметил на стрельбище — из пневматической винтовки Gamo Match выбил 98 из 100. Отец, гордый, вручил ему копию своего Железного креста — с тех пор Зеррод носил её под рубашкой как талисман.
К двенадцати годам он уже побеждал в школьных шахматных турнирах, используя тактику Манштейна под Курском. А свой «военный дневник» вёл шифром Вермахта 1943 года — даже учителя не могли его расшифровать.
11.3. Подростковый период (12-18 лет)
Домашние «воскресные чистки оружия» превратил в соревнование — собирал HK G36 с завязанными глазами за 1:20. Когда мать застала его курящим в гараже, «наказание» оказалось неожиданным — заставила чистить весь семейный арсенал (47 единиц).
Но всё изменилось 15 марта 2011 года. В свой пятнадцатый день рождения он получил похоронку. Отец погиб в Кабуле — осколок российской гранаты *РГД-5* пробил бронежилет. Ирония судьбы, которую он оценит лишь годы спустя...
В тот же вечер он сжёг все «гражданские» вещи в стальной бочке из гаража. Комнату перекрасил в Flecktarn, а на стене повесил пробитый бронежилет отца — с запёкшейся кровью.
Следующие два года прошли в бешеной подготовке. Утренний ритуал — 100 отжиманий перед портретом отца в полной выкладке (20 кг). Рекорд — 15 км кросса за 1:47, после которого неделю ходил с окровавленными носками.
Дни рождения больше не отмечал — вместо этого шёл в тир, стреляя из отцовского P8. А за достижения «награждал» себя нашивками — например, «За 72 часа без сна».
11.4. Юность (18-30 лет)
В ту же ночь, за три дня до официального срока, он проник в здание военкомата. Охранник, заставший его за заполнением документов, лишь покачал головой - слишком хорошо знал семью Райдеров. "Яблоко от яблони", - пробормотал старый унтер-офицер, вспоминая, как двадцать лет назад точно так же застал здесь его отца.
Прощальный ужин состоял из точной копии полевого пайка отца - тушёнка "Esbit" с подгоревшими краями, галеты "Hartkeks", растворимый кофе в пакетиках с выцветшим орлом Бундесвера. Даже спички были те самые, армейские, с восковым покрытием. Мать молча наблюдала, как сын методично опустошает котелок, повторяя каждое движение, каждую гримасу отца - будто проходил последний ритуал инициации.
На следующий день, получив повестку, он явился на сборный пункт на час раньше. В кармане - единственная разрешённая личная вещь: копия Железного креста отца. Новобранцы перешёптывались, глядя на его идеально уложенный вещмешок - укладка соответствовала уставу KSK, хотя формально он ещё даже не был курсантом.
Когда сержант начал перекличку, Зеррод ответил не "Hier", как положено, а громким "Jawohl, Herr Feldwebel!" - точь-в-точь как отец в его детских воспоминаниях. Старшие по призыву переглянулись - они ещё не знали, что этот высокий парень с ледяными глазами через три года станет самым молодым унтер-офицером в истории их части.
Последнее, что он увидел, садясь в армейский автобус - мать, стоявшую навытяжку у ворот. Она не махала рукой, не плакала. Просто отдала честь - как провожая двадцать лет назад его отца. В этот момент Зеррод окончательно понял: детство закончилось. Впереди была только служба.
12. Настоящее время
Московская зима. Позёмка скрипит под сапогами, когда он идёт по территории закрытой части где-то на окраине столицы. В кармане шинели - пропуск с грифом "Совершенно секретно" и потрёпанная записная книжка с заметками на смеси немецкого и русского. Здесь, в России, он нашёл то, чего так не хватало на Западе - не показной патриотизм, а глубинное понимание долга.
Звание подполковника ВС РФ далось не просто так. Первые месяцы в "гостинице" на Лубянке, бесконечные проверки, тесты на полиграфе. "Вы готовы умереть за Россию?" - спрашивали его. "Я готов умирать за тех, кто со мной в окопе", - отвечал он, и в этом была вся суть. Когда проверяющие услышали его историю про осколок РГД-5, убивший отца, кто-то мрачно усмехнулся: "Значит, судьба".
Его нынешнее назначение засекречено даже для большинства сослуживцев. Говорят, он курирует особую программу подготовки - ту самую, где учат не просто стрелять, а мыслить. В его кабинете висит портрет Суворова с дарственной надписью от одного генерала: "Иностранцу, который понял русскую душу лучше иных уроженцев".
Холост. Не потому что не встретил "ту самую", а потому что слишком хорошо помнит, как мать сожгла все фотографии отца. "Солдат не должен оставлять после себя ничего, кроме памяти о подвигах", - говорит он молодым курсантам.
По вечерам, когда часть затихает, он иногда достаёт тот самый Железный крест отца и ставит рядом с новой, русской наградой - "За военные заслуги". Две страны, две судьбы, одна жизнь.
13. Планы на будущее:
Академия Генштаба - не просто следующий шаг, а вызов самому себе. "Немец в русском Генштабе? - усмехаются некоторые. - Да вы знаете, сколько таких было при Петре?" Он молчит в ответ, просто кладёт на стол фотографию: его подразделение после учений под Воронежем, лица, испачканные краской, усталые улыбки. "Вот моя Россия", - говорит он.
Полковника он получит - в этом нет сомнений. Вопрос лишь в том, где: в кабинете с картами Сирии или в окопах где-нибудь под Белгородом. Он предпочитает второе.
Военный атташе? Возможно. "Представлять Россию за границей - это как быть разведчиком, только без оружия", - шутит он. Но в каждой шутке...
14. Итог:
"На Западе мне платили. В России - поверили. Вот и вся разница, - говорит он, поправляя фуражку с двуглавым орлом. - Там я был наёмником. Здесь стал офицером. Там соблюдал контракт. Здесь дал присягу."Он достаёт из кармана тот самый осколок - тот самый, что убил его отца в Кабуле. "Круг замкнулся, - говорит он, кладя роковой металл в сейф. - Теперь я защищаю страну, которая сделала меня сиротой. И знаете что? Отец бы понял."
Вложения
Последнее редактирование:
